|
Завершалась вторая половина девятнадцатого столетия. Капитализм в России укреплял свои позиции. Вступали в строй крупные заводы, фабрики, шахты, рудники особенно на юге страны - на Украине. Только за один 1894 год в Екатеринославской губернии открылось 73 новых предприятия. Всего же за 15 лет, предшествовавших концу века, общее количество фабрик и заводов в губернии возросло более, чем в три раза, а количество фабрично-заводских рабочих - почти в восемь раз. Россия в то время не располагала нужными средствами на строительство предприятий. Царское правительство пользовалось чужим капиталом, одалживало его крупными суммами, позволяло толстосумам Европы и Америки занимать ключевые позиции в развивающихся промышленных районах. Наличие огромных естественных богатств, дешевых рабочих рук, широкие возможности сбыта товаров по высоким ценам на внутреннем рынке - всё это привлекало к Украине жадные взоры французских, бельгийских, американских, английских и немецких промышленников, побуждало их усиленно вкладывать свой капитал в местную промышленность. Иностранные капиталисты устанавливали самую низкую в мире заработную плату, беспощадно эксплуатировали рабочих и получали, по определению а, "громадные, неслыханные у себя на родине, барыши"1. Прибыв в Петербург вместе с братом Шарлем и племянником Морисом, бельгиец Жорж Шодуар вошел в сделку с местным капиталистом В.Ф.Голубевым, занимавшим важный пост в министерстве, ведавшем промышленностью. К тому времени Голубев уже заполучил значительную долю акций екатеринославского Брянского металлургического завода и горел желанием разбогатеть еще больше. Русский партнер посоветовал Шодуару заняться не просто производством металла, а выпуском стальных труб, поскольку спрос на них в тот период возрастал, а это давало возможность быстрее возместить затраты на строительство завода. Он же добился учреждения так называемого "Русского акционерного общества трубопрокатных заводов", хотя русским там, по существу, и не пахло. Восемьдесят процентов капитала вложил Ж.Шодуар. Голубеву оставалась незначительная доля предстоящих прибылей. Но он и ею был доволен, пошел даже на то, что избавил Шодуаров от излишних налогов на иностранцев, выхлопотав Жоржу звание санкт-петербургского купца первой гильдии и русское имя - Егор Карлович. О подобных сделках писал: "Таможенные пошлины высоки, - прибыли необъятны - вот иностранный капитал и переселяется внутрь России... Но, разумеется, без всесторонней помощи русских капиталистов они не могли бы вовсе действовать в России. Рука руку моет"2. Из ближайших губерний - Орловской, Курской, Рязанской, Тамбовской и других к месту строящегося трубного завода потянулись крестьяне, гонимые нищетой и голодом. Изможденные, одетые в рванье, они съезжались сюда в надежде получить хоть какой-нибудь заработок и пристанище. Отбор на работу был строгим. Брали только тех, кто еще имел силу. Вот что рассказывают в своих воспоминаниях сами старые рабочие: "Нас раздевали догола, осматривали, как лошадей, со всех сторон..." Ранним февральским утром 1889 года площадка рядом с Брянкой огласилась лязгом сотен лопат, скрипом телег, выкриками на ломаном русском языке распорядителей-бельгийцев. Завизжали пилы, застучали топоры. Началась постройка деревянных сараев для инструмента и материалов, выемка грунта под будущие фундаменты. Рытье котлованов продолжалось более полугода. Лишь 6 сентября 1889 года был заложен первый камень в фундамент трубного цеха. Эта дата считается днем основания предприятия. Потребовалось три года тяжелого, изнурительного труда, чтобы завершить сооружение этого основного цеха. Серый, неприглядный корпус, вместо застекленных окон - узкие проемы, заколоченные досками. Сначала в нем имелись два стана для сварки труб внакладку и один - для сварки встык. В 1895 году вступила в строй первая мартеновская печь мощностью до 1000 пудов стали, а еще через год-вторая такая же печь и листопрокатный цех с двумя станами. Третью мартеновскую печь построили в 1902 году. Владельцы нового предприятия, как и других предприятий на юге России, считали невыгодным для себя техническое совершенствование производства. Поэтому условия труда были здесь очень тяжелыми. Транспортировка заготовок, горячих слитков, топлива, готовой продукции осуществлялась вручную - вагонетками или тяжеловесными тележками. Разливка стали производилась при помощи парового крана, который часто сходил с рельс. Выдающийся советский металлург И.П.Бардин писал, вспоминая период господства иностранных капиталистов в промышленности царской России: "Хозяева Южных заводов - бельгийские, французские, немецкие капиталисты - не имели в этом (т. е. в применении новейших машин) необходимости. К чему, в самом деле, нужна им была механизация, дорогие машины, когда в России такие дешевые рабочие руки?.. Все решалось просто: лопатка, ломик, кувалда и бессчетные массы обладателей мозолистых рук. Эти простейшие механизмы и в особенности натруженные человеческие мускулы приносили хозяевам не меньше прибыли, чем капитальные и хлопотные машины"3. В 1899 году на заводе работало 1900 человек. Годовое производство оценивалось в 2 миллиона рублей. Прибыли позволили Шодуарам прикупить еще металлургический завод на левобережье (ныне имени Коминтерна) и участок для строительства завода с полным металлургическим циклом (ныне - ДЗМО). Первый назвали "Шодуар-Б", второй - "Шодуар-С", Трубопрокатный же носил название "Шодуар-А". Он был базовым предприятием для других заводов акционерного общества. И трубосварочный, и остальные цехи завода "Шодуар-А" представляли собой приземистые, темные помещения, не имеющие даже вентиляции. Вся копоть, дым и металлическая пыль заполняли воздух, оседали на стены, покрывали потолки, придавая корпусам еще более мрачный вид. "Это цехи-балаганы", говорил о них старший фабричный инспектор Екатеринославской губернии С.Аксенов. Тут рабочий в любой момент мог оказаться искалеченным, придавленным, обожженным или отравленным вследствие чрезвычайно большой концентрации вредных газов. Администрация вместо того, чтобы принять все меры для предупреждения несчастных случаев, сваливала вину на самих рабочих, объясняя, что они "погибают по собственной неосторожности". Эта формулировка заносилась и в следственные протоколы. "С адом можно было сравнить завод, - вспоминает ветеран трубного М.Т.Прохоров, поступивший на завод в 1900 году. - Для администрации мы были нестоящей вещью, поэтому никаких надежных устройств, обеспечивающих безопасность нашей работы, хозяева и не помышляли вводить". Рабочие были лишены каких бы то ни было прав. Жестокая эксплуатация, нищенский заработок, бесконечные штрафы, увольнения, избиения и издевательства были нормой отношения предпринимателей к простому люду. День начинался с протяжных утренних гудков Брянки и трубного. Срываясь с постели, рабочие торопились на смену. Цех встречал рабочих неимоверным шумом и скрежетом металла. В самом центре помещения, смахивающего на загроможденный сарай, с громом и воем вращалось исполинское маховое колесо паровой машины, приводя в движение множество других - резальных, прокатных, подъемных и прессовальных. Всё это грохотало, стучало и высекало искры. Свет, скупо сочившийся из щелей между досками в оконных проемах, не в состоянии был рассеять темноту, время от времени всё озарялось багровым огнем, когда открывали жерла печей. Еще полнее картину невыносимых условий труда можно составить по воспоминаниям очевидцев. Вот что рассказывал М.Т.Прохоров, рабочий листопрокатного цеха: "В узкой канаве у канав-щиков тлела одежда и очень частыми были случаи ожогов". Остался в памяти рабочих и тот случай, когда однажды подсобник Василий Карпов вдруг на глазах у всех упал прямо на раскаленный слиток! Рабочие бросились к нему. Было поздно- Василий скончался. Подбежал мастер. Перекрестившись, забормотал: "Царствие ему небесное! Забрал господь раба своего..." Явился фабричный инспектор. Началось следствие. Но, как это делалось обычно, сгоревший попал в графу погибших "от собственной неосторожности", а само дело, как и многие другие, было передано "суду и воле божьей". Запомнилось и то, как однажды из мартеновского цеха донеслись душераздирающие вопли. Бросились туда. Несчастье потрясло всех. Опрокинулся кран с ковшом, в котором была плавка. Нескольких человек обожгло. В цехе у одной из канав собралась толпа рабочих. Близко к канаве нельзя было подойти, так как плавка, разлившаяся по дну, распространяла нестерпимый жар. У противоположной стороны лежал на боку паровой кран с лебедкой. Невдалеке от него корчились от боли четверо рабочих, обнаженных до пояса, со следами страшных ожогов на теле. Возле них суетился заводской фельдшер, которому помогали рабочие. Они обильно смазывали пострадавших желтым тавотом. У самого выхода из цеха на земле лежал труп обгоревшего, накрытый брезентом. Еще один рабочий, из наиболее пострадавших, сидевший у стены, вдруг вскрикнув, повалился на бок. Помощь ему уже не потребовалась. Толпа, молчавшая до этого, вдруг, точно очнувшись, загудела. Послышались голоса возмущения. Возбуждение, точно огонь, могло перекинуться и в другие цехи, тем более, что в толпе было много рабочих, прибежавших из листопрокатного, трубного, чугунолитейного... Из-за угла главной конторы показалось несколько экипажей, за ними - до десятка верховых стражников и пароконная линейка заводской больницы с двумя санитарами. Между толпой рабочих и приехавшими мгновенно выросли спешившиеся стражники. Среди рабочих метались мастер, заведующий конторой и другие администраторы, уговаривая собравшихся разойтись. Расходились с тяжелым чувством. Какая уж теперь работа, если от всего пережитого руки дрожат? Подсобник Иван Поспелов случайно выронил из рук лом. За что тут же получил зуботычину от мастера... Кое-как дотянули до обеденного перерыва. Рассаживались тут же, неподалеку от печей и станов, затравленно жевали захваченную из дома нехитрую снедь - страшный случай не выходил из ума. На Поспелова посматривали с сочувствием. - И мастер сегодня озверел! - прервал тягостное молчание подносчик материалов Егор Золотухин. - Ничем мы не лучше каторжан. Только кандалов и не хватает, - заметил Юрий Матлахов, недавно принятый на работу. - Погромче да при мастере скажи - и кандалы будут, - пробурчал Ващилин. - Что ж, всю жизнь так и молчать? - с вызовом спросил Матлахов. - Молчать будем - всем здесь каюк!.. Есть люди, которые не молчат... Вот вчера я в ящике от инструмента листок нашел. Прочитал, а там... - Прочитал?.. - Ты что, грамотный? - Батя хотел сделать из него счетовода, - ухмыльнулся Чалый. - Хотел, да не сделал, - махнул рукой Юрий.- Наличности не хватило. Разорился и приехал сюда. На Брянке чугун варит... А в листке том написано, что рабочий класс должен смело драться за лучшую долю. Сообща! Так и сказано. И подпись - "Союз борьбы за освобождение рабочего класса". Не замечая застывшей на лицах рабочих настороженности, Юрий продолжал возбужденно: - Нас обманывают, а мы молчим, нас бьют - мы снова молчим. Если бы всем постоять друг за друга, да так, чтобы и другие цехи поддержали, - хозяйчики вместе с угодничками своими, небось, поджали бы хвосты! - Дождешься, подожмут...- усомнился Ващилин. - Скорее перережут, перестреляют всех, чем послабление дадут. - А вот же в соседнем цехе добились повышения расценок вальцовщики, - не сдавался Юрий. - Сперва спокойно попросили, а потом на работу не вышли, все сто пятьдесят человек. И в конторе ничего другого не придумали, как исполнить их требования. - Что ты сравниваешь нас с вальцовщиками! - вмешался Поспелов. - Это же какие специалисты! На их место не поставишь кого попало. Потому уступка и получилась. А мы что? Нас же - кому ни лень - взашей. Других наберут. Разве мы люди? - Как это - не люди? - возмутился Матлахов. - Сам сегодня видел, - вздохнул Поспелов, - сгорели люди, многих покалечило... И никому нет дела. За пять лет, что я здесь, много наших мужичков поехало в родные края кто без ноги, кто без руки, а кто просто с надорванным здоровьем. - Семьи хоть получили пособие? - спросил Матлахов. - Какое там! Подали прошение в губернский суд. Оттуда бумаги последовали в Петербург, где находится главное управление. Из Петербурга вернули обратно, поскольку, мол, есть царский указ рассматривать жалобы по месту работы пострадавших. Екатеринославские судьи оставили всё без удовлетворения. Тогда кто-то надоумил баб обратиться всем обществом к государю императору...- Поспелов огляделся, нет ли кого из посторонних за спиной, и тише добавил: - Царь, сказывают, написал на бумаге, что обращаться с просьбами, составленными всем миром, - дело противозаконное. И наш урядник всыпал каждой по десять горячих, чтоб сидели тихо и не рыпались. - О, опять жилы будут вытягивать! - спохватился Матлахов, услышав гудок, оповещающий окончание двадцатиминутного перерыва. Еще в воспоминаниях запечатлелось то, как систематически задерживалась зарплата на заводах "Шодуар", что было обычным явлением, как и преднамеренные обсчеты. Возле кассы заводской конторы в дни расчета то и дело слышалось: "Не брал ни лаптей я, ни шапки! Видит бог - не брал, провалиться мне! Зачем высчитываете?" - "Как?.. Я съел в прошлый месяц пять фунтов сахару?.. Да подавиться мне на пятом куске' Всего раз десять и чай-то пил! Ах, он разбойник, этот заводской лавочник!.." И так изо дня в день. Издерганные, обозленные, доведенные до отчаяния вопиющей несправедливостью, рабочие группами и по одному покидали вечером проходную завода, чтобы на рассвете по зову заводского гудка снова начинать еще один бесконечный, каторжный день. Но терпение рабочих иссякло. В конце мая 1898 года произошел случай, который послужил толчком для стихийного бунта. Слесарь трубного цеха Никита Кутилин был зверски убит наемным охранником (предприниматели трубного и Брянки договорились между собой содержать совместно 80 хорошо оплачиваемых наемников, которым вменялось в обязанность следить за заводским имуществом и не позволять рабочим собираться для разговоров). Сбежались рабочие, раздались крики и причитания женщин над погибшим. Толпа увеличивалась. Весть о происшествии молнией облетела цехи. К месту разыгравшейся драмы устремились сотни людей. Они свалили дощатый забор, ворвались на территорию соседней Брянки, преследуя убегавших стражников. Грозная лавина начала крушить сторожевые будки черкесов, подожгла деревянное здание главной конторы Брянского завода, разгромила казенную винную лавку и разогнала кровопийц-лавочников. Полицейские не смогли своими силами усмирить эту бурю. Тогда ночью по приказу губернатора из Алексеевских казарм были брошены сюда две роты солдат Симферопольского полка, дислоцировавшегося в Екатеринославе. Предрассветную тишину Кайдак оглушили пронзительные полицейские свистки, грохот прикладов в двери и окна хибар, плач перепуганных детей и женщин. Полицейские, жандармские и армейские чины нагло врывались в убогие жилища рабочих, пинками и прикладами подымали спящих, выталкивали на улицу, строили в колонны и под усиленным конвоем отправляли в городскую тюрьму. Всего была взята под арест тысяча двести человек. Уже на второй день пятьсот арестованных вместе с семьями были выселены в места, откуда они приехали в Екатеринослав, без права выезда на заработки. После расследования большинство арестованных было освобождено из-под стражи, а 73 активных участника бунта предстали перед судом по обвинению в антиправительственных действиях и в убытках, причиненных предпринимателям. Власти и заводчики требовали для подсудимых пожизненной каторги и возмещения ими материального ущерба. Однако широко задуманный судебный фарс над доведенными до отчаяния рабочими по существу превратился в обличение предпринимателей. В ходе судебного разбирательства защищавшие обвиняемых видные русские адвокаты Ф.А.Плевако, Н.К.Муравьев, А.М.Александров, В.А.Маклаков представили десятки документов, сотни фактов изуверского отношения заводчиков к рабочим. Среди бумаг оказались и выдержки из донесения екатеринославского губернатора о том, что во вверенной ему губернии по отношению к рабочим "имеют место несправедливое отношение, полная эксплуатация со стороны собственников заводов, шахт, рудников", признание фабричного инспектора Аксенова, что в цехах-балаганах "всегда сквозняки, от которых страдают рабочие". По документам было установлено, и это была вынуждена признать администрация, что владельцы трубного и Брянского заводов не выполнили царский закон 1897 года, устанавливающий рабочий день для дневной смены продолжительностью 11,5 часа, а для ночной - 10 часов. За девять лет работы трубопрокатного завода здесь произошло около десяти тысяч несчастных случаев. В мартеновском цехе из тысячи рабочих за год увечья получили 303 человека... Лишь в исключительных случаях, и то в виде мелкой подачки, выдавались семьям пострадавших пособия. 6 рублей 47 копеек за каждую жертву! Под давлением этих и других фактов даже дворянский в своей основе состав суда вынужден был вынести оправдательный вердикт половине подсудимых. Девятнадцать человек были отправлены в арестантские роты, а семнадцать приговорены к различным срокам тюремного заключения. События 29 мая 1898 года, разыгравшиеся у стен трубного завода, были выражением стихийного протеста рабочих против издевательств и жестокой эксплуатации. Но приближалось время осознанной организованной и целеустремленной политической борьбы.
На занятиях кружка осваивались вопросы теории марксизма, ближайших и конечных целей пролетарского движения. прививались навыки организаторской и пропагандистской работы. Здесь обстоятельно изучались первый том "Капитала" К.Маркса, "Положение рабочего класса в Англии" Ф.Энгельса, "Восьмичасовый рабочий день" Ланге, произведения писателей-демократов Белинского, Добролюбова, Писарева, Шевченко, Некрасова. Первый рабочий социал-демократический кружок на заводе имел свою программу. Она обязывала членов кружка проводить агитацию среди рабочих за восьмичасовой рабочий день, распространять нелегальную литературу, собирать сведения о злоупотреблениях администрации, распространять листовки. Замечательной чертой Бабушкина и его учеников было умение находить нужных будущей революции людей, воспитывать и приобщать их к политической деятельности. Среди первых членов кружка были Юрий Матлахов, Иван Поспелов, Петр Алфимов, Николай Бабкин, Егор Золотухин, Емельян Карпуша, Иван Черный, Иван Чалый и другие. Для нужд кружков, приобретения самой необходимой литературы, организации типографского дела рабочие образовали специальную кассу. В нее вносили деньги, кто сколько мог, порой даже отрывали пятаки, предназначенные на покупку хлеба. "На одном заводе (трубном), - вспоминал И.В.Бабушкин, - мастеровые, читая листки, говорили о неудовлетворительности типографии, и поэтому собрали в получку 10 рублей с копейками и просили передать на улучшение типографии - и только на это"4. После нескольких месяцев регулярных занятий члены кружков уже могли самостоятельно вести агитационную работу, возглавить стачки. Это были люди вполне возмужавшие, более организованные, политически зрелые, готовые на любые испытания в революционной борьбе. Постепенно ширилось и укреплялось социал-демократическое влияние в рабочей среде. Люди жадно тянулись к знаниям, желая глубже понять сущность социального неравенства, законы развития общества, пути его революционного преобразования. Усилился приток листовок и прокламаций на завод, призывающих рабочий класс к сопротивлению капиталистам, к организованной борьбе с самодержавием. Начальник губернского охранного отделения вынужден был доложить в Петербург: "С января 1899 года в Екатеринославе и его окрестностях, преимущественно около заводов и фабрик, стали разбрасываться печатные и гектографические прокламации, призывающие рабочих к стачкам, чтобы побудить хозяев уменьшить рабочее время и увеличить плату, а затем требовать от правительства политических прав. Достигнуть этого предполагалось организацией тайных рабочих кружков с кассами при них и библиотеками нелегальной литературы". Пышно встречали правящие круги России начало нового XX века. Торжественные собрания и молебны, банкеты и фейерверки, здравицы в честь царствующего дома Романовых, громкие речи о процветании отечества, благоденствии народа и т. д. А для трудового люда неизменными оставались изнурительный труд, нищенский заработок, полуголодное существование. Происходило разорение деревень и рабочих окраин, усугубленное экономическим кризисом. В это время закрылось более трех тысяч фабрик и заводов, десятки тысяч рабочих были выброшены на улицу без всяких средств к существованию. Кризис не миновал и трубопрокатный завод. Были закрыты вспомогательные цехи, осуществлялся переход на сокращенную рабочую неделю, более четырехсот рабочих пополнили ряды безработных. Среди рабочих росло и ширилось недовольство. 26 октября 1901 года пристав 6-й Брянской части Г.Сеньковский доносил старшему фабричному инспектору: "По имеющимся у меня сведениям... рабочие волнуются. Меры охраны со стороны полиции приняты... Имею честь покорнейше просить Ваше высокоблагородие 29 октября к 7 часам утра к смене пожаловать на трубопрокатный завод для оказания содействия на случай могущей быть забастовки и даже беспорядков". В памяти еще свежи были события бунта 1898 года, и напуганная дирекция завода не рискнула прибегнуть к новым массовым увольнениям. После этого уполномоченные цехов приняли решение стачку отменить. Борьба рабочих принимала четкую политическую направленность, была более организованной, рабочие, руководимые слушателями первых марксистских кружков, стали более сплоченными. Умелым руководителем в этой борьбе зарекомендовал себя слесарь листопрокатного цеха Иван Черный. Человек пытливого ума, решительный, обладающий незаурядным организаторским талантом, досконально знающий нужды рабочих, он умел зажечь их сердца яркой и убедительной речью, повести за собой. Ближайшим его помощником и соратником по партийной работе стал слесарь трубного цеха Емельян Карпуша, убежденный и смелый борец за дело рабочего класса, умелый агитатор, распространитель листовок и прокламаций, организатор рабочих сходок и собраний. Благодаря им день ото дня росла партийная организация завода, крепла пролетарская сознательность, политическая активность рабочих. Находясь непосредственно в рабочей среде, Иван Черный и Емельян Карпуша внимательно отбирали из нее самых достойных и привлекали к революционной работе. Так, например, был привлечен к ней литейщик Иосиф Петровский.
После этого случая Емельян Карпуша предложил Петровскому вступить в марксистский кружок. "Так я оказался в марксистском кружке, которым руководил большевик Артем, - вспоминал Иосиф Петровский. - Артем (партийная кличка рабочего Бородатого) был для нас, кружковцев, ярким примером в революционной деятельности..." Здесь же Петровский познакомился с Николаем Хавским, Николаем Рудняком, Михаилом Бродским, Андреем Кольцовым, Петром Яшиным, Иваном Чалым и другими, которые стали активными агитаторами, пропагандистами, руководителями в борьбе рабочих трубопрокатного завода за свои права, за дело освобождения пролетариата. Впоследствии И.Петровский писал, как это происходило: "Собирались не в цехах - там было немало соглядатаев администрации. Нелегальные встречи происходили после работы, по пути следования с завода. Длились они не более 20-30 минут, в зависимости от бдительности полиции и ее ищеек. Останавливались гурьбой где-то в районе Кайдак или у кустов между трубной колонией и Шляховкой, или в балке завода "С", а иногда в шляховском лесу. И вот начиналась своеобразная летучка. Высказывались кратко, только о самом главном. Сообща вырабатывали коллективное решение, как поступить после по тому или иному поводу. Однако, и тут стычки со "стражами порядка" были нередкими. Как-то неожиданно нас окружили конные и пешие полицейские. Мы начали защищаться. Сомкнув ряды, пошли на них с палками и металлическими штырями, прихваченными по пути домой. Потасовка завершилась тем, что полицейским пришлось ретироваться. В темноте полицейские не могли различить наши лица, поэтому на следующий день всё обошлось без арестов".
Совершив дерзкий побег из тюрьмы, член РСДРП, профессиональный революционер Ю.Матлахов выполняет ряд поручений партии. Работает в Москве, Киеве, создает крепкий социал-демократический кружок в Чернигове, агитирует за переход комитета РСДРП в Николаеве на позиции ленинской "Искры", налаживает партийную работу среди портовиков Одессы. Жандармы схватили Юрия Матлахова. И он был сослан в Якутский край. В ссылке он встретился со знакомыми ему большевиками-ленинцами В.К.Курнатовским, Н.Л.Мещеряковым и с членом Екатеринославского комитета РСДРП Антоном Костюшко-Волюжаничем5. Виктор Константинович Курнатовский и Антон Антонович Костюшко-Волюжанич в средине февраля 1904 года созывают тайное совещание политических ссыльных и составляют текст протеста, направленного против жесточайшего режима содержания ссыльных. Протест и требования были вручены якутскому губернатору. Зная заранее, что требования будут отвергнуты, а к ним будет применена сила, политические ссыльные решили оказать вооруженное сопротивление. Они укрепились в рубленом доме якута Романова в Якутске, где жило несколько ссыльных. Гарнизон своеобразной крепости состоял из 57 человек, в том числе - 7 женщин. В основном это были большевики. Они располагали двенадцатью охотничьими ружьями и десятью револьверами. Окна избы "романовцы", как их называли позже, закрыли мешками с песком, оставив небольшие щели-амбразуры, через которые можно было смотреть и вести огонь. Над домом был поднят красный флаг. Первый залп каратели обрушили именно на флаг, затем били по окнам. Восемнадцать суток выдерживали осаду мужественные защитники "крепости". И только исчерпав запасы продовольствия и боеприпасов, 7 марта 1904 года они вынуждены были сложить оружие. Направляясь под усиленным конвоем в тюрьму, израненные, измученные революционеры попеременно несли впереди печального шествия тело погибшего в бою Юрия Матлахова. Через несколько месяцев окружной суд приговорил оставшихся в живых "романовцев" к длительным срокам каторжных работ. Подвиг восставших, геройская смерть екатеринославского рабочего-большевика Матлахова взволновали всю революционно настроенную Россию. К вооруженному протесту "романовцев" присоединились все колонии ссыльно-поселенцев империи. Двадцать верхоянских ссыльных по инициативе И.В.Бабушкина написали на имя Якутского окружного суда заявление о своей полной солидарности с товарищами по борьбе и о "готовности давать отпор на всякое насилие над ссыльными". Накануне 1905 года в Екатеринославе побывала революционерка Серафима Гопнер. Она передала портрет Юрия Матлахова, нарисованный еще при жизни Юрия одним из политических ссыльных Якутска, его брату. Рабочие трубопрокатного завода сделали для портрета большую раму из мореного дуба и отправились с ним на демонстрацию в центр Екатеринослава, чтобы вместе с трудящимися других предприятий города выразить протест против "дарованных" царем "свобод" по манифесту 17 октября 1905 года. Впереди колонны они несли портрет мужественного борца за дело рабочего класса - Юрия Матлахова. (Сейчас этот портрет находится в заводском музее). Огромную роль в развитии революционного рабочего движения на заводе, как и во всей России, сыграла созданная им нелегальная общерусская политическая газета "Искра". На предприятия Шодуаров она начала поступать уже в первой половине 1901 года. "Искру" мы читали с затаенным дыханием, - так написал об этом Емсльян Карпуша, - как будто в это время с самим Ильичем разговаривали. Газета вооружала нас опытом революционной борьбы. Она была нашим другом и советчиком". Под влиянием идей ленинской "Искры" возрастало классовое сознание екатеринославских рабочих. В декабре 1901 года они впервые вышли на политическую демонстрацию. 14 декабря Екатеринославский комитет РСДРП обратился к рабочим с призывом к протесту. На следующий день около пяти тысяч рабочих и студентов города с красными знаменами, с лозунгами: "Долой самодержавие!", "Да здравствуют политические свободы!", "Да здравствует социал-демократия!" дважды прошли по Екатерининскому проспекту, преодолевая преграды, чинимые казаками и полицией. Почувствовав в себе силу, 16 декабря рабочие провели демонстрацию в рабочем поселке Чечелевка. Ничто не испугало их, даже угроза администрации немедленно уволить всех демонстрантов. Цехи завода "Шодуар" оказались в эти дни полупустыми. Впереди колонн демонстрантов попеременно несли красное знамя представители рабочих-трубников Иван Черный, Емельян Карпуша, Николай Рудняк и другие. Так впервые, по словам ленинской "Искры", екатеринославские рабочие открыто заявили о своей политической зрелости. Опыт декабрьской демонстрации вызвал дальнейший рост влияния социал-демократии, значительно закалил пролетариат для борьбы против царизма и капиталистов. В 1902 году Екатеринославский комитет РСДРП распространяет по всем цехам обращение "К рабочим трубного завода Акционерного общества Русских трубопрокатных заводов", в котором говорилось следующее: "...На нашем заводе всё устроено так, что нас на каждом шагу ожидает простуда, порча легких, ревматизм и другие болезни. Нам угрожает опасность быть искалеченными или убитыми, но капиталистам до этого дела мало... Нередко приходится работать по 36 часов, а за каторжный труд платят гроши. Из зарплаты капиталисты рвут добрую часть в виде штрафов, удержаний и т. д. Товарищи! Нам неоткуда ждать помощи! Мы должны сами постоять за себя. Мы должны собраться, договориться и предъявить следующие требования: 10-часовой рабочий день; полное уничтожение сверхурочных работ; повышение зарплаты на 15 процентов; уничтожение произвольных штрафов; оздоровление рабочих помещений; устройство столовой, умывальни, бани; удаление с завода грубых администраторов". Обращение читалось во всех цехах, его горячо обсуждали на тайных собраниях и сходках. По требованию рабочих администрация вынуждена была пойти на некоторые уступки. Однако уже вскоре заводчики принимают решение урезать на десять процентов расценки на сварочных и газосварочных печах трубного цеха. Возмущенные рабочие обратились к управляющему заводом с просьбой не изменять оплату труда, на что последовал грубый оскорбительный ответ: "Заводоуправление не находит нужным возвращаться к вопросу о пересмотре расценок на печах. Мы никого не держим! Все, кому не нравится, могут получить расчет". Но обстановка была такой, что никто никуда не мог уйти. Кризис выбросил за ворота предприятий десятки тысяч людей. Ежедневно они сотнями толпились у проходных в надежде получить хоть какую-нибудь работу. Используя выгодную ситуацию, администрация снижала расценки, вводила в систему сверхурочные, лишала людей отдыха в праздничные дни, а тех, кто пытался протестовать, безжалостно выбрасывала за заводские ворота. Отстаивая свои права, рабочие подали жалобу старшему фабричному инспектору Екатеринославской губернии. И вот в заводской книге "Для замечаний чинов фабричной инспекции" в начале февраля 1903 года появляется такая запись: "1903 г. 1-го февраля посещен завод на предмет жалобы рабочих на понижение заработка. Сего числа действительно обнаружилось окончательно, что в общей сумме всем группам рабочих заработок понижен на 10 процентов". В тот же день на проходной появилось объявление: "Рабочие, работавшие на печах №1 и 2, заявившие, что не желают работать по новой расценке, могут получить в конторе завода расчеты с уплатой пособия в размере двухдневной поденной оплаты. Рабочие газовой печи, не желающие работать по новой расценке, могут также получить расчет и пособие в том же размере". Так окончилась попытка рабочих найти защиту у старшего фабричного инспектора. Это еще раз подтверждало, что чиновничье-бюрократический аппарат царской России защищал интересы толстосумов, капиталистов. Рабочие могли добыть свои права только в борьбе. Накануне II съезда РСДРП политическая работа в массах принимает еще больший размах. Продолжая вести успешную борьбу с "экономизмом", Екатеринославский комитет РСДРП устраивает нелегальные собрания, распространяет искровскую литературу, печатает листовки и воззвания. Политическая борьба, к которой звала ленинская "Искра", вылилась во всеобщую забастовку рабочих Юга России. Накануне по предприятиям распространилось обращение Комитета РСДРП "Ко всем рабочим и работницам г. Екатеринослава". Вот выдержки из него: "За последние три года нас тысячами, как ненужный сор, выбрасывали на улицу, нам уменьшали заработную плату... Последуем же примеру наших товарищей в других городах! Бросим работу и не возьмемся за нее до тех пор, пока нам не уступят. Теперь молчать - это позорная трусость, теперь работать - измена рабочему делу... Долой самодержавие! Да здравствует демократическая республика! Да здравствует социал-демократия!" Почувствовав грозу, городские власти лихорадочно забили тревогу. Екатеринославский вице-губернатор В.Князев секретно обращается к командующему войсками Одесского военного округа: "...Настроение городского, а главным образом заводского населения приняло чрезвычайно тревожный характер. Сходки усиливаются, намечается всеобщая забастовка в г.Екатеринославе... Принимая во внимание исключительное положение г.Екатеринослава, окруженного заводами с их многочисленным рабочим населением и ввиду обнаруживаемой постоянной склонности его ко всякого рода смутам и беспорядкам, а также ввиду отсутствия войск по случаю лагерных сборов, я позволю себе обратиться к Вашему Сиятельству и почтительнейше просить не отказать в Вашем участии и зависящем от Вашего Сиятельства распоряжении о возможно спешном командировании в г.Екатеринослав хотя бы одной сотни казаков..." И "его сиятельство" посылает войска, придает им казачью сотню. Одновременно увеличивается полицейский корпус. К каждому заводскому гудку, чтобы не допустить сигналов к массовым выступлениям, заблаговременно приставляют по жандарму. Но остановить нарастающую волну народного гнева не в состоянии были ни армия, ни жандармы, ни любые предосторожности. Как свидетельствуют очевидцы, утром 7 августа 1903 года во всех цехах трубопрокатного завода царило приподнятое, боевое настроение. Сколько ни охраняли жандармы заводской гудок, а рабочие все же обхитрили их, он подал свой голос. К нему присоединился басовитый гудок Брянки и других заводов. Это был мощный призыв кончать работу. И сотни трубопрокатчиков сразу же выбежали из цехов, устремились к заводским воротам, которые администраторы заранее закрыли. Перед возбужденной толпой появился директор. Размахивая револьвером, он истерично кричал, пытался преградить путь рабочим. Один из смельчаков подошел к нему, потребовал спрятать "игрушку" и убраться восвояси. Нервы директора не выдержали, он стал стрелять вверх, пятясь к главной конторе. Охрана дрогнула и открыла ворота. Толпа хлынула с территории завода на Брянскую площадь, где уже собралось около 15 тысяч человек. Но вот раздалась дробь барабанов. Войска получили сигнал к действию. Сперва на безоружных демонстрантов ринулись конные отряды казаков и полиции. Они размахивали саблями, остервенело били бастующих нагайками. Однако град камней обратил конницу в бегство. Тогда пошла пехота. Офицеры без промедления скомандовали: "На прицел!" Даже фельдфебель ужаснулся, напомнил: "У нас боевые патроны". Но офицер подал новую команду: "Пли!" И сам первым выстрелил из револьвера. Полыхнул огонь от солдатской цепи. Упал один рабочий, второй... Уже десятки раненых на мостовой. Слышатся стоны, крики. Задние ряды еще не верят, что стреляют боевыми, напирают на передних. На крики и стоны из ближайших домов выбежали женщины с водой и полотенцами... Вновь появились конные. Налетели на прибежавших на помощь раненым, врезались в толпу, размахивая нагайками направо и налево, избивая всех, кто попадал под руки... Так городские власти расправились с демонстрантами. Раненых было много. Их разместили на подводы, отправили в поселок. Убитых повезли в заводскую мертвецкую. До наших дней сохранился документ екатеринославской полиции, в котором перечислены имена убитых во время мирной демонстрации. Вот некоторые из них, как они записаны в донесении полиции: "Русанов Даниил Михайлович; Тарасенко Сергей Васильевич (по имеющимся сведениям руководил толпою); Носек Андрей Иванович; Семенов Петр Дмитриевич (умер от ран); Ковтун Афанасий Иванович (умер от ран, принимал активное участие, находился в первых рядах толпы); Клюквин Прохор Петрович; Оводова Анна Карповна (жила на иждивении брата, работающего на трубном)..." Дальше список погибших обрывается. Но в архивах музея перечислены все. Их двадцать два человека. Они навечно останутся в памяти народной в числе тех, кто отдал свою жизнь за освобождение рабочего класса. Расстреляв мирную демонстрацию, власти решили, что забастовка окончена. Но на следующий день, 8 августа, новая, еще более мощная волна рабочих вышла на улицы города. Могучая людская лавина, насчитывающая более двадцати тысяч человек, двинулась с окраины в центр, неся кумачовые флаги и полотнища с революционными призывами: "Долой рабство!", "Вон с престола царя!", "Долой его кровавое правительство!", "Да здравствует свобода личности, слова, печати!" Только силой оружия власти заставили рабочих 12 августа возобновить работу на Брянском и некоторых других заводах Екатеринослава. Забастовка на трубном продолжалась и в последующие дни. Она длилась почти две недели. Мужество трубников вызвало восхищение рабочих соседних предприятий. Комитет РСДРП организовал сбор средств для оказания помощи бастующим. В декабре 1903 года в городе вспыхнула новая волна забастовочного движения. Стачки на трубопрокатном становились всё более упорными и организованными. Революционная направленность работы РСДРП, в частности ее Екатеринославской организации, рост политической активности трудящихся, опыт стачечной борьбы заметно приблизили рабочий класс к вооруженной борьбе с самодержавием в первой русской революции. |
Назад